10/31/2016

Печеньки для домового

Я в леопардовых штанах, с голубиным пером в наспех сделанной шишке, завтра пара рано-рано, глаза слипаются, а спать не хочется.
Сегодня мы пекли ведьмины пальчики, наряжались индейцами и развратными Гермионами, пытались смотреть "Сонную лощину", но мир был против нас, так и не досмотрели. И знаете, как день чудесно вспоминается, когда в нем ни одной свободной минутки нет? Вспоминается то хорошо, вот только Анна Каренина все ждет не дождется, когда ей уже под поезд прыгнуть, а у меня руки никак не доходят.  

Каждый день со мной история случается. То рассуждаю с первым встречным о смысле фотографирования голубей, то бегу с коробкой капкейков к моей Умиде, поскальзываясь на гололедице, и все время оглядываясь на правую пятку, на которой все норовит вылезти из под ботинка дырка на колготках. То фотографируюсь с тыквой на голове, то разговариваю в бане полчаса с почти незнакомым человеком, то обнаруживаю треугольник из кофейной гущи, оставшийся на стенке любимой белой кружки, то лежу весь день в обнимку с мужчиной моей мечты, целуя его в затылок, перевязываю ему горло красным шарфом, заставляю пить чай с лимоном. Важные дела ждут, но подождите, у меня есть дела поважнее, у меня тут жизнь делается, у меня тут коста-рика на медленном огне варится, у меня тут разговор ни о чем, у меня тут радости полные штаны. 

А еще у меня тут мысли. О том, что мы все такие разные. О том, что видим мир совсем иначе, чем сосед справа. Возьмем хотя бы мой старый-старый спор уже не помню, с кем, о том, красный дом или оранжевый. Что лучше - осень или лето, а может март, а нет, ноябрь в сто раз приятнее. Тебе нужно заедать сладкое соленым, а у меня после пиццы следует шоколадка. Она подарила ему черную тарелку, а он не любит есть из темной посуды. Мы вместе едем в трамвае, упираясь подбородками в окно, я смотрю за движением фонарей, ты наблюдаешь за прохожими. И нет правого, нет левого, нет золотой середины, есть человек со своей правдой, своими глазами. И это мысль совсем не новая, до меня ее миллионы раз подумали, но какое мне дело до миллионов, когда я делаю тысячи снимков светлого окна в темной комнате (это показалось мне до ужаса красивым), выставляю полученное на суд людской и получаю лишь пожимание плечами, мол - и что? И мне остается или забросить фотоаппарат в дальний ящик к сломанному скейту, губной гармошке и акварельным краскам, или понять, что у каждого своя красота. Первое просто, второе - сложно. То, что сложно, чаще - правильно. Но мысли мыслями, они чаще только к грусти приводят, да такой, что обнимай старого плюшевого мишку да включай the smiths, думать надо, но счастье редко в думах рождается. И вообще, что это за страшное слово из семи букв (сакральное число, между прочим, все такое), зачем оно нужно и какой сумасшедший его придумал? Не гнались бы за ним, вот бы оно и нашлось, как думаете? 

Хотите, расскажу, что Умида оставила у батареи на кухне молоко и печеньку домовому. Я нос в креме испачкала, вышла на балкон, посмотрела в окно и Умиду напугала, она гремела-гремела сковородками на кухне, и не заметила, как я исчезла. А потом мы купили Апсны, разлили его по синим бокалам, и не допили. Вот и все счастье.